Верность - Страница 34

Майя снова засмеялась.

– Вот, комплименты начали говорить, а то три казака, и ни одного комплимента за весь вечер не услышала. А что, и расскажу…

…В институт я поступила сразу, без трудностей. Помните, я же хорошо училась, хотя первой и не была. А в институте серьёзно стала заниматься, поскольку кроме стипендии никаких доходов у меня не было. Поэтому почти все лекции посещала, естественно, и лабораторные, и курсовые работы делала сама, да ещё и другим помогала.

Но на первом же экзамене по математике схватила двойку. Не то чтобы двойку, а просто преподаватель сказал, что я дура, что ничего не понимаю, и выставил меня из аудитории. Мне было очень обидно, я ведь на все лекции ходила, а он… Сказала бы я вам, что я о нём тогда думала, да уж не буду при вас говорить. Он велел прийти мне позже. Через несколько дней экзамен сдавала другая группа, я пришла сдавать вместе с ней. Он мне тогда сказал:

– Зайдёшь последней, нечего лезть вперёд.

Я зашла самой последней, взяла билет, села готовиться. В аудитории мы остались вдвоём. Решила задачу, стала ему показывать – он даже не смотрит. Стала отвечать на билет, а он сидел и самым наглым образом разглядывал меня, особенно пялился на грудь. Пытался своими кривыми ногами коснуться моих колен. Я отодвигалась. Не давая ответить на первый вопрос, он сказал:

– Дура ты, чего приперлась сюда, в институт? Тебе надо в своём колхозе коров пасти да свиней, а ты лезешь в институт. Ни черта ты не знаешь!

Я опешила от такого обращения.

– Не сдать тебе никогда математику, потому что ты дура! И все блондинки дуры набитые!

Я встала в растерянности. Он посмотрел на меня, как бы раздевая с головы до пят:

– А впрочем, так. Если хочешь сдать и стипендию получить – вот тебе адрес. – Он написал на бумажке. – В девять часов придёшь, позвони два раза. Запомни! Два звонка! На первый звонок у меня мама выходит, так что ты её не тревожь. Сразу два звонка. А там посмотрим, как будешь вести себя.

Я от такой наглости опешила, у меня брызнули слёзы из глаз, схватила зачётку, выскочила, уткнулась в первый попавшийся угол и зарыдала чуть ли не в полный голос – так меня всю трясло. Вдруг почувствовала на плече чью-то руку. Я думала, что это он. Когда оглянулась, передо мной стоял мужчина. Я знала его. Это был заведующий спортивной кафедрой.

– Тебя кто обидел? – спросил он.

Я не могла ответить, поскольку рыдала. Спазмы перехватили дыхание – я и слова не могла вымолвить. Он положил руку мне на голову, и я почувствовала от этой руки тепло, как в детстве от руки Элкиного отца. Дрожь стала утихать, я понемногу успокоилась.

– Пойдём со мной, – предложил он.

Мы прошли на кафедру, он подал мне стакан воды:

– Выпей.

Но у меня ещё руки дрожали, дрожали губы, поэтому зубы начали стучать прямо о стеклянный стакан. Он опять положил свою сильную руку мне на голову, и от тепла, которое я чувствовала, я стала успокаиваться. Так он держал свою руку, пока я пила воду. Я почувствовала, что дрожь ушла, спазмы отпустили. Он предложил мне сесть и спросил, что случилось. Я снова начала рыдать, а он снова положил руку мне на голову, дал ещё водички:

– Успокойся.

И я ему всё рассказала, что произошло на экзамене. Он посмотрел на меня внимательными добрыми глазами.

– Да, такую красоту, как твоя, надо спасать. У тебя нет мужчины, который бы тебя защитил? – взглянул он на меня. – Понятно. Дай мне слово, что никому не расскажешь о том, чему я тебя сейчас научу, и не покажешь. Исключением может быть только твоя дочь. Дашь мне такое слово?

Я посмотрела в его добрые внимательные глаза.

– А что это будет?

– Это будет то, благодаря чему тебя никто не посмеет обидеть, – ответил он.

Я, конечно, сразу сказала «да».

Он порылся в столе.

– Для начала вот тебе книжечка.

Это была даже не книжка, а самиздат – сшитые листы, отпечатанные на машинке, рисунки сделаны ручкой. Он протянул мне книжку.

– Упражнения, которые здесь нарисованы и описаны, ты должна делать два раза в день. С завтрашнего дня у вас каникулы, вот утром с семи часов и вечером не позже десяти выполняй эти упражнения. В одиннадцать часов завтра придёшь сюда, в спортзал, и мы с тобой ещё раз поговорим. Согласна?

Я была на всё согласна. Сказала ему, что без стипендии не смогу учиться, а сессия уже прошла. Сегодня последний день, так что стипендии мне не видать.

– Ничего, не беспокойся, будет тебе стипендия. А сейчас иди домой, отдыхай.

Я жила тогда в общежитии. Когда пришла, начала сразу изучать, что он мне дал. Это были какие-то физические упражнения, довольно простые. Я тут же в комнате стала их выполнять. Девчонки-соседки (мы втроём жили в комнате) посмотрели на меня как на чокнутую:

– Чем это ты занимаешься?

Завтра они должны были уехать к себе в «колхозы», как выразился этот тип, который меня завалил.

Утром я пришла в спортзал института. Преподаватель был один. Он ещё раз спросил, обещаю ли я, что никому не расскажу, кто и чему меня обучил, сказал, что единственным исключением может быть моя дочь. Я подтвердила данное мной обещание. И он начал со мной заниматься.

– Будешь сейчас выполнять упражнения, которые я тебе покажу.

Он начал мне показывать упражнения. Одно и то же упражнение заставлял выполнять по нескольку раз. И объяснял, и показывал, как правильно. Мне казалось, что я абсолютно точно копирую его движения, но он всё равно был недоволен мной, но недовольство своё не выказывал, а добивался от меня, чтобы упражнение было выполнено именно так, как он настаивает. Ногу надо поставить так, а не иначе, и носок должен быть развернут правильно – на определённое количество градусов. Я всё выполняла, старалась изо всех сил. Каждый день утром и вечером делала те упражнения. В одиннадцать часов приходила и занималась с ним. Иногда по три, а то и по четыре часа. Приходила домой, отдыхала, потом опять занималась.